"Русская самобытность не могла быть такой ограниченной, как западная, потому что она была близка к изначальному арийству, то есть открыта для «белой» Азии (скифской, персидской, индийской, буддийской), но всегда чуждой другой Азии (тюркской, монгольской, кочевой, «жёлтой»), оценка которой была негативной. Азия позволяла парадоксальным образом доказывать свой ещё более чистый европейский характер по сравнению с Западом, сбившимся с пути и ограниченным. Отношения между Россией и Европой менялись на противоположные: не первая должна была теперь интегрироваться во вторую, а наоборот, Европа должна раствориться в общей арийской самобытности или в «сверхевропействе», которое олицетворяет только Россия. Арийство открывало также возможность примирить желание быть европейцами с утверждением своей специфики, азиатскую судьбу Империи с ещё славянофильскими чувствами элит; с его точки зрения, двойственность страны и раскол между её образованными людьми должны быть преодолены с помощью новой синтетической космогонии, символами которой были идеи Петерсона о преодолении славянофильства и западничества «в высшем единстве, в ариофильстве». Арийство стремилось таким образом доказать, что Россия — это другая Европа: другая, но Европа, несмотря ни на что."

"Связь с Индией была прежде всего лингвистической через близость русского языка к санскриту. Она не влекла за собой желания признать культурную преемственность — исключением был Ухтомский, который проводил параллель между раджпутами и казаками, хотя эта тема была уже у Хомякова, — и заняться сравнительным анализом фольклора и эпосов. Её политеизм и касты не могли нравиться глубоко христианскому русскому обществу и его мыслителям, которые отвергали деление нации на социальные слои, о чем свидетельствуют высказывания по вопросу о кастах Хомякова, а позже Ковалевского. В отличие от Запада, интерес к религии Индии почти отсутствовал, никого не привлекал брахманизм, символ политеизма, даже течения, склонные к эзотерике. В России индофильство было распространено гораздо меньше, чем в Германии, но оно использовалось в ходе дискуссий о Востоке как о «Другом» по специфически внутренним проблемам европейского континента, где каждый народ соперничал с соседями, доказывая, что он самый древний."