"Понимание прошлого не может осуществляться с позиции морального суждения. Будучи связанной с историей, мораль обречена на бессилие, потому что она основана на негодовании, ― определяемом Аристотелем как беспорочная форма ревности, ― и, проистекая из опорочивания, негодование запрещает анализ того, чему оно приписывает порочность. «Дисквалификация по соображениям морального характера, ― пишет Клеман Россе, ― позволяет избежать любой попытки понимания дисквалифицированного объекта, так что моральное суждение всегда выражает отказ от анализа и даже отказ от мышления». Кроме того, моральное обличение коммунизма или нацизма игнорирует факт, что эти системы сами чрезвычайно кичились моралью. Они претендовали не на то, чтобы отменить мораль, но на то, чтобы изобрести другую ― или противопоставить свою мораль морали других. <…> Представление об абсолютном зле, связанное с людскими деяниями, на самом деле лишено смысла, потому что абсолют не принадлежит этому миру. В сфере позитивного знания также не существует «неизмеримых» страданий, нет преступлений, которых нельзя ни с чем сравнить. Средства, используемые для совершения преступления, могут быть необычными, тем не менее, они не делают это преступление «уникальным». Преступный характер действия проистекает из природы этого действия, а не из средств, используемых для его свершения. Любое событие включено в контекст и на этом основании может быть связано с другим. Любое событие является одновременно уникальным и всеобщим, в высшей степени необычным и в высшей степени поддающимся сравнению."

"Нацизм и коммунизм соблазнили массы различными идеалами, но эти идеалы смогли в равной мере оказаться привлекательными. Вся проблема заключается в том, что воплощение этих идеалов в жизнь в обоих случаях подразумевала уничтожение части человечества. Разница между уничтожением как средством достижения политической цели и уничтожением как самоцелью с этой точки зрения сомнительна: никакой режим никогда не рассматривал в качестве «самоцели» массовые убийства, которые он совершал. Стефан Куртуа характеризует «расовый геноцид» и «классовый геноцид» как две разновидности «преступлений против человечества». В любом случае, это одно и то же. Утопия бесклассового общества и утопия чистой расы обе требовали устранения индивидов, препятствовавших осуществлению «грандиозного» проекта, в данном случае появления радикально лучшего общества. В обоих случаях идеология (расовая борьба или классовая борьба) приводила к исключению дурного начала, представленного категориями («низшие» расы или «вредные» классы), состоящими из индивидов, единственное преступление которых заключалось в их принадлежности к ним, то есть в существовании. В обоих случаях был определен абсолютный враг, с которым немыслимо было договориться. В обоих случаях результатом стал одинаково планируемый террор. Классовая ненависть или расовая ненависть, социальная профилактика или расовая профилактика ― это одно и то же. В этом отношении «класс» не является более гибкой, менее нестираемой категорией, чем «раса». И тому, и другому одинаково придавалась принципиальная важность."