"Наверное, не случайно фами­лия молодого боснийского террориста напрашивается на каламбур. История словно хотела предупредить, как доро­го может обойтись принцип, если следовать за ним слепо, возводить его в ранг божества, которому можно прино­сить сколько угодно человеческих жертв. И все равно люди ничему не научились. «Патриа о муэрте!» — истошно кричат одни, будучи абсолютно убеждёнными в том, что их миниатюрная «патриа» стоит ядерной мессы, и пусть погибнет весь мир, но зато восторжествует идея."

"Триумф русской буржуазии стал триумфом самоубийц. Ещё в период подготовки революции оппозиционных деятелей временами охватывал страх: «Опасаемся только, как бы слева нас не захлестнуло», — говорил Энгельгардт Игнатьеву. «В минуты сомнения, — признается Шульгин, — мне иногда начинало казаться, что из пожарных, задавшихся целью тушить революцию, мы невольно становимся её поджигателями». Но либералы так ничему и не научились. Тот же Шульгин так и не понял всей горькой иронии слов, сказанных ему Николаем II в Пскове 2 марта 1917 года: «Вы думаете — обошлось бы?» И Шульгин и все ему подобные до сих пор остаются в блаженной уверенности, что если бы их вовремя допустили к кормилу, то «может быть, и обошлось бы».

"Монархизм в годы гражданской войны, хоть и постоянно изображался страшным пугалом на плакатах и в плакатной литературе, в действительности не котировался у вождей белых армий. Только на самом последнем этапе гражданской войны в последних очагах сопротивления в Крыму и на Дальнем Востоке к руководству пришли настоящие монархисты. Они усиленно пропагандировали версию, что, мол, если бы их допустили раньше, события развивались по-другому. Эта версия вызывает сильные сомнения хотя бы потому, что противная сторона так активно использовала монархическую идею в качестве жупела, приписывая её даже тем, кто ею отнюдь не увлекался. Получается очень своеобразная картина. На фронтах гражданской войны велась борьба не против сторонников старого режима, а одни революционеры сражались против других."