"Немецкая форма нигилизма находится где-то внутри, посередине между «французским» и «русским» нигилизмами. В нём изначально чувствуется тревожная двойственность, двоякий облик каждого немца. Для француза немец – это всё ещё варвар, бродящий с каменным топором по лесным чащобам. Немецкий персонаж Штольц противостоит русскому Обломову в качестве представителя цивилизаторского, застывшего Запада. По этой причине Эрнст Юнгер говорит о германомании, присутствующей во Франции, что соответствует русофильству немцев. Промежуточное положение немецкого нигилизма ещё проявляется в том, что он однозначно не происходит ни от истощения, ни от изобилия. Но изобилие жизни – это та цель, которой он стремится достичь на своем пути."

Гвардини показывает, что ритмы приносят человеку благо и зло. «Отчего благо избавляет, но не только от притеснений и потрясений естественного существования, но и от тайны Божественного; существование под угрозой исчезновения перед нуминозной пропастью, которую человек ощущает в природе по ночам, зимой, на пороге смерти… С возвращением солнца и приходом весны начинается вновь дарованная жизнь, а через рождение ребенка прибывает Божественное спасение». Выразителями этого были «спасители»: Осирис, Митра, Дионис, Бальдр. Они и мифы о них – это «формы выражения самостоятельно несущегося по мировому Бытию ритма» «Он всегда по-новому свершается при прошествии по одной жизни, которую природа связывает с жизнью и смертью, цветением, вынашиванием плода и с увяданием, опасностью и избавлением, нуждой и богатством, но в то же самое время с божественным изобилием святости и отчаянных горестей. Они - спасители, но только в пределах того непосредственного мирового ритма, который они как бы скрепляют своей печатью. Таким образом, они последний проклятый вид. Это выражается в том настроении, которое они сеют вокруг себя - меланхолия».

"Армин Молер был бы, вне всякого сомнения, одним из лучших художественных критиков своего времени. В этом заключается его призвание, которое можно было бы назвать нереализованным, если бы оно не подверглось некоторому роду превращений. Я убежден в том, что Армин Молер смотрел на политическую жизнь и на эволюцию различных идеологий именно глазами человека искусства, а точнее — художника. Мировоззренческая система для него — это, прежде всего, расстилающийся пейзаж, открывающаяся взглядам панорама. Также, когда он занимался темой Консервативной революции, он ставил перед собой цель, прежде всего, выявить Leitbilder, «ведущие образы». И в этом предпочтении живописи в ущерб, например, музыке, я вижу также источник его «номинализма»: пейзаж, такой, каким его представляет художник, служит основой для создания отдельной картины в заданном контексте. Не существует науки о цельном объекте, и в еще большей степени — невозможно художественными средствами изобразить «всю реальность».