В конце XVI века пристальное внимание церковных властей привлекли последователи странного культа в регионе Фриули, чьи земли исторически стали местом встречи и смешения итальянской, немецкой и славянской культур. Церковники были немало озадачены, узнав, что у них под носом процветал древний земледельческий культ бенанданти, о котором они не имели до этого времени ни малейшего представления. Это было одно из самых загадочных человеческих сообществ, когда-либо существовавших в Европе. Сам термин «бенанданти» в переводе с итальянского означает «идущий на благое дело». В ряды бенанданти принимали не всех, а людей, родившихся «в рубашке», то есть в околоплодном пузыре. Это было особым знаком сверхъестественных способностей к исцелению тех, кто страдал от наведённой колдунами порчи, а также врождённого дара распознавать ведьм. По этой причине многие из бенанданти бережно хранили свои «родовые сорочки», используя их как обереги, носимые на шее. В определённые ночи года их призывал звук барабанов. Собравшись вместе, «ночные странники» покидали свои физические оболочки: их души преображались в небольших или средних по размеру животных (волков, кошек, зайцев, мышей и даже бабочек — Примечание переводчика). Астральные путешественники отправлялись в «священную долину», где им предстояло принять бой с армией ведьм и колдунов, тоже находившихся в обличье духов.

С самых первых процессов «о колдовстве» велись ожесточённые споры по поводу двух альтернатив — отправлялись ли ведьмы на шабаш «во сне» или «физически». Сторонники реальности «игрищ» ведьмаков и бенанданти (коих было большинство до второй половины XVII века) ссылались на мнение авторитетов того времени, в дополнение к «consensus omnium». Несмотря на различия в физическом телосложении, социальном положении и происхождении обвиняемых, их свидетельства были слишком схожи, чтобы списать рассказанное ими на сны, видения или фантазии. Иными словами, всё было реально: магические свойства колдовских мазей, превращение ведьм в животных, их ночные полёты (возможно, в очень отдалённые места), присутствие дьявола на сборищах и пр. С другой стороны, были те, кто утверждал, что все истории о шабаше являются ничем иным как плодом бредовых фантазий «стариков низкого происхождения или невежественных и простых людей, вульгарных деревенщин» или женщин, как иронично писал Андреа Альчиато. По его мнению, все эти люди заслуживали скорее чемерицы, чем костра (чемерица была известна тем, что лечила безумие — Примечание переводчика). Они противопоставили своим оппонентам знаменитый «Епископский канон»/Canon Episcopi (взятый из немецкого покаянного труда, вероятно, конца XIX века) и утверждали невозможность ночных полётов ведьм как по естественным, так и по сверхъестественным причинам.

Заботы об урожае в ходе полевых работ легко сосуществовали с верой в пользу церковных ритуалов или даже в «ночные битвы», в которых бенанданти самоотверженно сражались с ведьмами. С другой стороны, в те же самые годы мы находим удивительные свидетельства рационального, натуралистического подхода к выращиванию сельскохозяйственных культур среди крестьянства. Например, в 1595 году инквизиция осудила Никколо Пеллиццаро, крестьянина из Вилла-ин-Карния за то, что тот утверждал, «что благословения, которые священники произносят над полями, и святая вода, которой они их окропляют в день Богоявления, никоим образом не помогают виноградным лозам и деревьям приносить плоды; это делают только навоз и труд человека» Сицилийская пословица со смыслом, похожим на процитированное утверждение («навоз творит больше чудес, чем святые»), была скопирована Ницше в его записную книжку.