Идеал нового, не склонного к насилию человека – это протест в отношении традиции насилия и тревоги. Однако же, крайне трудно представить, каким образом индивидуальный, эгоцентрический разум может быть подчинён коллективной потребности, дабы сделать возможным существование человечества в условиях разрыва между поколениями.

Современный мир, гордящийся полным освобождением личности, постепенно позволил разрушиться ритуальной традиции. В то же время мысли о смерти были отодвинуты на периферию существования. Однако по мере упадка идеалистической традиции мы видим возникновение тайных обществ, демонстрацию экстатического поведения, любовь к насилию и смерти на фоне, казалось бы, рационального мироощущения. Ритуал не может быть создан искусственно, тем более его трансцендентная направленность, которая больше не окутана суевериями и тайнами.

Удивительное разнообразие ритуалов и культовых мест, мифов и имён, которые мы рассмотрели, может показаться запутанным, но одни и те же динамические структуры повторяются с почти монотонной регулярностью. Жертвоприношение как встреча со смертью, акт убийства, одновременно гарантирующий сохранение жизни и пищи, выросло из существования палеолитического охотника и осталось формирующим ядром священного ритуала. Это истинная точка отсчёта и движущая сила мифов, находящая выражение в каннибалистических фантазиях или даже практиках «обществ оборотней», в «убийстве» быка в конце года, а также в священном, сверхъестественном питье вина и в жертвоприношениях, которые сопровождают ночи мистерий. Этот ключевой элемент определяет также прелюдию и заключение, колеблющееся начало и мучительный финал, предварительное отречение и радостное, победоносное удовлетворение.