"Сейчас я спрашиваю себя, как возможно, чтобы один человек — человек, утомленный телесно и душевно годами тяжелой борьбы, — ни разу не ошибся? Наполеон говорил, что в трудные минуты им руководит не Бог, а благоразумие. Что же до меня — не думаю, что лишь мои личные достоинства приносили мне успех и всегда подсказывали правильные решения; скорее я готов приписать это Божьему провидению."

"Киприоты предпочитали сидеть смирно и ждать, пока очередной тиран падет без их участия. Моя задача, как вождя, была в том, чтобы дать им веру в себя. Все эти трудности, пусть и непреодолимые на вид, меня не смущали. Многие авторы, пишущие о войне, считают, что талант полководца способен преодолеть лишь небольшое численное превосходство армии противника; но этому я никогда не верил. Честно говоря, я даже не задумывался всерьез о превосходящих силах англичан. Подпольное движение, которое действует с умом, быстро и тонко, отлично планируя свои действия, способно одолеть любые преграды. В это я верю — и, думаю, борьба за Кипр доказывает мою правоту."

"В сущности, эти молодые люди рисковали больше всех нас, — и плевать им было на то, кто там называет их «душегубами» или «трусами». Они знали, за что сражаются. Любая война жестока, а военная хитрость — единственный способ одолеть превосходящие силы противника: разница между ударом в лоб или со спины — не больше, чем между использованием винтовки или гранатомета. Пусть англичане клеймят меня за то, что я начал на Кипре войну, я у них позволения не спрашивал, и даже им приходится признать, что свою задачу я выполнил успешнее некуда. Что же до излишней и ненужной жестокости — ее я всегда избегал."