Незнание – это форма сопротивления знанию, отсюда – связь с «ночным знанием»: озарение, возникающее в тьме и бессоннице, на грани психофизического изнеможения. Это – подлинное знание, связаное с болезненными экзистенциальными переживаниями, такими как тоска, скука, бессилие, страх перед бытием. Опыт боли – источник откровения. Первый сборник статей, который молодой Чёран писал в 1932 году «в стол» – был назван – «Откровения боли» (рум. «Revelațiile durerii»), был издан в Румынии в городе Клуж только в 1990 году. (Смотреть об этом ниже.)

Чёран использует румынский язык как экзальтированный инструмент разрушения. Язык у него дрожит от внутренней агонии — он поэтичен, но не украшен; обрывочен, но не бессмыслен. Румынская фраза у него дышит — у неё есть «дыхание апокалипсиса». Переход к французскому в последующие годы станет попыткой изгнать эти демоны, «дисциплинировать» отчаяние. Румынский Чёран всё ещё звучит как пророк-поэт, тогда как французский станет философом-афористом. «Сумерки» — это крайняя точка лирического мышления до его трансфигурации в западно-стилистическую иронию.

Хотя речь у Чёрана всегда идёт о субъективной, внутренне сосредоточенной речи, колеблющейся между отрицанием и утверждением, он пользуется фигурами-масками — «аватарами», которые придают этой речи особый литературный облик. От пустынника до троглодита, от Иова до анахорета — каждый образ выводит мысль за пределы, в миры порой враждебные, порой возвышенные, но чаще всего молчаливые и недоступные. Эти маски служат литературным фильтром — способом думать и писать, колеблясь между стонами, криком и молчанием.