С распространением доктрины о том, что «Сила есть право» на сферу международных конфликтов и интерпретацией дарвинизма «с точки зрения эффективности, основанной на силе», война между нациями в период интенсивного внутри европейского экономического, военного и имперского соперничества все чаще рассматривалась как полезное средство проверки критериев выживания. Эгоизм, как личный, так и национальный, казался предопределенным законом социальной эволюции.

Интерпретация «социального дарвинизма» зависит от культурного, политического, и национального контекста, в котором он возник, и чем больше ученые углубляются в исследования этого контекста, тем более запутанной становится картина. Предположительно дарвинизированные дискурсы, такие как защита средним классом капитализма невмешательства или обоснование экспансионистской Weltpolitik («Мировой политики») в Германии, при ближайшем рассмотрении оказываются более сложными, чем предполагалось изначально. В них содержится множество отсылок к обосновывающим традициям, отличным от дарвиновских, будь то традиционные протестантские моральные ценности, которые послужили основой для англо-американского капитализма XIX века, или национально-историческая Realpolitik («Реальная политика»), примером которой является Германия времен Вильгельма.

Социальный дарвинизм был связан с евгеникой, однако и многие либералы, и консерваторы, и социалисты придерживались евгенических принципов. Евгеника – политика улучшения человеческой расы путем контроля за браками и репродуктивностью – находила как сторонников, так и критиков, но до Второй мировой войны ее редко называли «социальным дарвинизмом»