Железы Наполеона продолжают отбрасывать тень! Какими бы упрощенными и, может быть, чудаковатыми ни казались такие теории, в них есть тем не менее своеобразная заманчивость. Мы с восхищением следим за тем, как медицина, биология, история и другие науки сплетаются, чтобы воспроизвести сложный исходный узор бытия. Мы испытываем удовольствие от духовной детективной работы, особенно тогда, когда в результате у нас в руках оказывается дотоле скрытый ключевой метод к разгадке тайн здоровья, поведения и истории. Нами владеет и неутолимое, примитивное любопытство, в равной мере направленное на собственное тело, как и на знаменитостей. Но важнее всего то, что такие теории восходят к разумному убеждению в том, что на деформации личности и поведения влияет тело. Корни характера и поступков давно уже искали в физических свойствах. Этот поиск шел через гуморальную теорию, френологию, хиромантию, соматопию, генетику поведения и нейроэндокринологию. Стало ясным, что боли и зуд, которые осложняют деловую или любовную жизнь простых людей, у глав государств могут стать историческими силами. Мы знаем, что опухоль надпочечника может вызывать психозы, а отравление свинцом — галлюцинации, что туберкулез может привести к сильным изменениям личности и настроения. На жизнь Франклина Д. Рузвельта, несомненно, наложил глубокий отпечаток его паралич, на Эдисона — его глухота, и на Достоевского – эпилепсия. Семьи, деревни и народы страдают от наследственных качеств или формируются ими – начиная с гемофилии династии Романовых и кончая серповидно-клеточной анемией, которая предохраняет черных африканцев от величайшего зла — малярии. Питание, климат и количество биологических часов могут оказывать устойчивое влияние на поведение. Измененный способ питания и технологические изменения тысячелетиями преобразовывали отдельных людей, общества и всю биосферу. Вирусы могут начинать действовать как парящие обломки генетической субстанции, и расширяющиеся в последнее время подобно взрыву знания их свойств и возможностей наводят на тревожные мысли о происхождении и будущем наших видов. Биоистория — необыкновенно обширное поле. В первых главах этой книги исследуются биографии отдельных личностей, чтобы познакомить читателя с орудиями и методами биоистории. Последующие главы выходят за эти рамки и применяют эти орудия к обществам и большим популяциям. В последних главах угол зрения увеличивается, чтобы охватить весь род человеческий и окружающую его среду. В каждой главе речь идет об исследовании конкретного казуса с использованием отдельных тем, технических приемов и возможностей этой междисциплинарной науки. Одно дело называть человека прямоходящим, другое — сказать, что он снова опустился на четвереньки. Прямохождение подразумевает этику и нравственную зрелость; это слово напоминает о том, что мы, встав на задние конечности, отказались от собачьей похоти во имя соответствующего божественному пожеланию положения тела. Это мнимое возвышение при переходе из стародавней позиции в прямую — возвышенное, но совершенно ложное представление о теле и характере человека, потому что прямохождение обозначает вступление на путь сексуальной необузданности. Ходьба в вертикальном положении развивает не только уникальный в природе сексуальный аппетит, но и соответствующую способность его удовлетворения. Эта эротическая эволюция продолжается, и по причине широко распространенных изменений стиля жизни и перехода к другим противозачаточным методам это развитие может уже очень скоро привести к непредсказуемому повороту. Исследователи пытаются отделить друг от друга генетические и социальные корни человеческой сексуальности. При оценке реалий следует избегать морального, идеологического или основанного на собственном опыте взгляда на них. Когда речь идет о сексуальных проблемах, психолог Милтон Даймонд предостерегал: «Мы всегда должны различать то, что есть, и то, что может быть». Это значит, прежде чем составить какое-то представление о нашем сексуальном развитии и его возможной цели, мы должны однозначно определить нашу исходную позицию. Для начала мы должны понять, что сделало нас прямоходящими и крайне эротичными существами.  Мы сказали, что прямохождение дало человеку возможность находиться в перманентном эротическом состоянии, но что в своей сексуальности, в том, что касается ухаживания и спаривания, он по-прежнему сохранил много элементарных шаблонов поведения своих предков. В покрытые мраком доисторические времена развился мужской оргазм, увеличивающий наслаждение от совокупления и эякуляции. Женский оргазм не был так необходим, похоже, в данном случае речь идет о более позднем и, соответственно, ощутимом достижении, которое социальные и психологические влияния могут стимулировать или подавлять. Захватившая оба пола мощная экспансия эротики помогла создать приятную связь пар на самое долгое в природе время, необходимое для выращивания детей. Эта эротика стимулировала долгую заботу о партнере и потомстве, но в то же время — это сравнительно чужеродное явление в жизни млекопитающих. Вирусы не менее излюбленный объект исследований, чем эволюция. Надо специализироваться на этой теме и еженедельно читать кучу специальных журналов, чтобы отметать ошибочные, в лучшем случае устаревшие утверждения. Тем не менее я думаю, что могу без опасений сказать, что вирус — это большая сложная молекула, сходная с цепями протеиновой и нуклеиновой кислоты в хромосомах клетки. Вирус пробивает стенку клетки и проникает в ядро, питается всем и размножается в нем. При этом в организме, в который проник вирус, могут произойти мутации или возникнуть новые сложные генетические комбинации, которые будут исследоваться следующими поколениями. Учитывая это обстоятельство, многие ученые говорят, что вирус в конечном счете это свободно парящие гены. К тому же вирусы могут мутировать, вследствие чего возникает огромное множество возможностей их сложных взаимодействий с организмами, в которые они проникли. Тот, кто видит в вирусных эпидемиях зло и плохо относится к теории регрессивной эволюции, пусть обратит внимание на новые и все более популярные теории о катастрофах гораздо большего размаха. Одна из этих теорий объясняет вымирание динозавров, после чего на земле остались лишь первые маленькие млекопитающие. Примерно 65 миллионов лет тому назад с лица земли исчезли до трех четвертей всех видов, в том числе сухопутные, морские и летающие ящеры, а также огромное количество миниатюрных морских существ, исходной точки морской цепи питания. Речь шла о биологическом перевороте, над значением которого для человека следует задуматься. Нет сомнений в том, что на Землю падали метеориты и что ее опустошали эпидемии. Биоистория человека и его Земли — это не история непрерывных, постепенных изменений к лучшему. Ей принадлежат и катастрофы, и победы над катастрофами, хотя мы еще часто не можем понять их взаимосвязи. Новые биоисторические познания будут достигнуты, не только потому что появятся новые лабораторные приборы и будут произведены новые наблюдения, но и потому что гибкость ума уже делает возможным и непрерывную модификацию, и расширение наших воззрений. У биоистории, как и у общей истории, есть будущее. История — это нечто большее, чем просто накопление информации, это основанная на информации интерпретация событий. Новые интерпретации бывают предвзятыми, но они помогают обновить наше самопознание и наше отношение к миру, в котором мы живем. Поэтому каждое поколение рисует новую картину прошлого, стремится обновить настоящее и пересматривает ожидания, возлагаемые на будущее. Короче говоря, это меняющееся умонастроение. Биоистория это совершенно иное умонастроение, весьма отличное от традиционных исторических и естественных наук. Она отличается тем, что учитывает широкий спектр разных областей жизни и науки. Она процветает, резюмируя отдельные воззрения. Когда биоисторик занимается такими личностями, как Ньютон или По, его интересует не только политика или литература, он учитывает и их эмоциональный мир (на высшем уровне современной психиатрии), и истории их болезней (с точки зрения современной медицины) и рассматривает взаимоотношения тела и души в социальном контексте. Оглядываясь на культурное прошлое, биоисторик учитывает унаследованный нашими предками образ поведения, их эмоции, а также влияние окружающей среды. Изучая человеческие останки, он старается сделать выводы, относящиеся к культуре этих людей, их повседневной жизни, чувствам и убеждениям. Биоисторик исследует не только влияния болезней на культуру, но и обратные влияния. Когда он занимается человеком как видом, он учитывает всю биосферу, начиная с микроэлементов в атмосфере и кончая биологическими часами, которые управляют миром наших чувств.